Бой начался.
Впрочем, слово «бой» не подходило к тому, что я видел. Это была какая-то борьба стихий. В небе воздушные корабли столкнулись, как две грозовые тучи. Эти тучи изрыгали из себя снопы огня. Корабли сталкивались, разбивались в щепы и падали на землю ливнем металлических осколков и светящимся дождём расплавленного металла. Бешеным хороводом кружились стальные птицы в погоне друг за другом, смерчем поднимались выше облаков, опускались почти до земли, вихрем уносились в сторону и опять возвращались. Редели тучи стальных птиц, проливавшиеся обломками на землю, и вновь сгущались от новых налетевших кораблей. Им не было числа, не было конца.
То, что происходило на земле, было не менее страшно, изумительно, фантастично. Неожиданно для меня земноводные танки выпустили из стальных тел огромные клешни и бросились друг на друга, как огромные муравьи или бешено злые скорпионы. Они «жалили» друг друга струями огня, в клочья рвали стальными клешнями стальные тела, разбрасывая металлические обломки далеко вокруг. Не прошло и часа, как на месте гладкой равнины выросла целая груда обломков, пепла, кусков расплавленного металла. Но гора эта жила, кишела, как муравейник. Танки прорывали ходы в этой горе, всюду ища противника.
Удивительнее всего было то, что во всей этой стихийной борьбе, во всех этих машинах не было ни одного человека. На поле сражения проливалась не человеческая кровь, а расплавленный металл, валялись не груды мяса, а стальные обломки. Ли был прав. Это была в подлинном смысле слова война машин. Люди где-то сидели, сидели вдали и направляли машины, которые как будто стали живыми существами.
Одного из этих живых существ, одушевлявших мёртвые машины, я видел перед собой. Это был Ли.
Он уже овладел собой. По крайней мере, был внешне спокоен. Склонившись над картой, мерцавшей фосфорическим светом, он внимательно следил за происходящим на поле сражения, как-то разбираясь во всей этой путанице мелькавших по карте пятен, теней и лучей, время от времени отдавал кому-то короткие приказания в рупор и беспрерывно нажимал клавиши, укреплённые на карте. Я видел, как от каждого его прикосновения перемещаются на карте тёмные пятнышки, а вглядываясь в перископ – как стаи кораблей и густые ряды танков, повинуясь его руке, движутся в разных направлениях. Если бы не этот перископ, то, глядя на Ли, можно было подумать, что он занят игрой в шахматы.
«В конце концов, эта война не так уж страшна, – подумал я, не высказывая вслух свою мысль, чтоб не помешать Ли. – И, пожалуй, она гуманнее прежних войн. Здесь гибнут не люди, а машины».
– Но за машинами стоят люди, их жизнь и благополучие.
Кто это сказал – Ли или я подумал вслух? В ту минуту я сам не мог отдать себе отчёта в этом. Я посмотрел на Ли. Лицо его нахмурилось. Он нервно сжал губы и несколько раз нажал на одну и ту же кнопку. Но она, видимо, не действовала. Я посмотрел в перископ и увидел, что на одном участке наши танки стоят как парализованные, а вражеские усиленно истребляют их.
– Несчастные, они погибли, – тихо сказал Ли.
– Их погибли тысячи, – ответил я, думая, что Ли говорит о машинах. – Почему же вы жалеете только эти?
– Погибли не машины, а люди. Те, которые руководили этим участком, – ответил Ли.
Только впоследствии, разговаривая с Ли, я вполне понял значение происходящих событий. Оказывается, не здесь, не на поле сражения, происходили самые драматические сцены. Главное внимание противников было направлено совсем не сюда. Исход сражения зависел от того, кто первый найдёт и поразит наибольшее количество пунктов, откуда люди управляли действиями своих машин и орудий истребления. Найти эти пункты, находящиеся на огромном расстоянии от поля сражения, было нелегко. И всё-таки их находили благодаря особым пеленгаторным аппаратам, определявшим направления радиоволн. Один только Ли рискнул поставить свой корабль почти у самого места сражения. Но у него, как я потом узнал, был свой расчёт. На месте сражения перекрещивалось столько радиоволн, что выделить излучаемую нашим кораблём радиоволну врагу было особенно трудно.
Сражение продолжалось, и расчёты Ли оправдывались. Нас не замечали. К утру сражение велось уже с явным перевесом в нашу пользу. Европейцы нащупали и истребили несколько американских руководящих центров, быстро покончив с истребительными машинами на соответствующих участках поля сражения.
Когда солнце осветило выросшую за ночь гору обломков, Ли, в первый раз за много часов, поднял голову от карты и, улыбаясь, сказал:
– Победа! Теперь уже явная победа! – И, склонившись вновь над картой, он опять углубился в своё занятие.
Вдруг карта как-то потускнела.
– Они нащупывают нас! – тихо проговорил Ли.
От этой неприятной новости у меня холодок пробежал по спине.
– Что же теперь будет? – спросил я. – Уйти незамеченным невозможно. Нас обнаружат и испепелят.
– Да, положение серьёзное. Нам нужно подумать о себе.
– Что вы думаете предпринять?
– Попытаюсь «провалиться сквозь землю», – улыбаясь даже в этот опасный момент, сказал Ли.
Я принял это за шутку. Но Ли говорил совершенно серьёзно. Правда, мы не «провалились» сквозь землю. Но наше воздушно-земноводное судно, оказывается, имело ещё одно качество, о котором я не знал.
– Этого не знают ещё и американцы, – сказал Ли. Он отдал приказ, и я услышал какой-то новый глухой шум.
– Носовая часть нашего корабля, – пояснил мне Ли, – снабжена особыми свёрлами, которые буравят землю. Для этих свёрл даже гранит не представляет преграды. Мы будем врываться в землю, как кроты. На время, чтобы «замести следы», мы не будем излучать радиоволн. Таким образом, мы проберёмся под землёй на новое место и там поднимемся на поверхность.